Рецензия

Эссе по книге Иосифа Гальперина «Ледяной язык» можно было бы сразу и закончить: эпиграфом из Виталия Челышева, – но боюсь, читатель меня не поймёт…

Фамилия «Гальперин» более чем известна, но целенаправленно в поэзию данного автора я не погружалась, хотя могла встретиться с ним ещё на «Эмигрантской лире», в финал которой я однажды попала.

Как в архитектуре ценишь гармонию разных объёмов, примыкающих друг к другу, так в книге Иосифа Гальперина ласкает глаз и ублажает слух соседство «сонетов, баллад, верлибров, «лесенки», почти прозы…» – «разного уровня произведений, написанных в разные года, но размещённых не в порядке созревания. Они стоят рядом, поскольку задевают похожие темы и открывают близкие образы»: «то, что показалось важным для понимания моего движения по жизни, по звуку, по слову», – вводит читателя в курс дела Иосиф Давидович.

***
Я знал одного человека
он прыгал через лестничные пролёты
опираясь одной рукой на перила
он бежал вверх по эскалатору
некого спросить
зачем он это делал
это было давно
это был я.

Пытаюсь возразить: «Это я!» – и погружаюсь в новейшую «Историю вкратце» («Краткую историю заблуждений»?):

Надпись
на Книге больших убийств:
«…и волос не упадёт…»

В кратчайший срок мною усвоено без малого 500 страниц качественного текста – сложносочинённого, многосоставного, многозвучного, главный лейтмотив которого – экзистенциальность.

Книга поэзии пропахана мною под рефрен: «Не бойся величины!» – поскольку высшей похвалой из уст моего папы, в частности, в мой адрес, было: «Талант, близкий к гениальности».

Николай Бердяев считал, что гениальность отличается от таланта не степенью, а качеством. Артур Шопенгауэр сравнивал гения с карбункулом, сияющим своим собственным светом, в то время как талант лишь отражает его.

– …ведь я не пророк, я Иосиф Гальперин…  – Вывод делаем сами.

Не каждый родился в семье Давида Самойловича, окончил журфак МГУ, стал журналистом-расследователем и не только, занимал достойные должности и добровольно оставлял их, вёл и ведёт активную общественно-полезную деятельность, получает престижные награды (которыми не кичится) и, живя в Болгарии, «наездами» бывает в Москве (в связи со словом «наезд» вспоминается «последний наезд на Литве» Адама Мицкевича), – но: у каждого есть возможность погрузиться в тексты Иосифа Давидовича (любые), заказать его книги, прочесть материалы на его странице и на сайтах (Похороните меня в интернете, / на малой родине – в русском сегменте […] Кодом двоичным меня сохраните) – попытаться, как минимум, восхититься его во всех смыслах «словарным запасом», «возможностью канона» и «краткой историей присебячивания», перенять его «опыт приспособления к миру», оценить его «просодию русской речи» и «упрямое мышление еврейского мужчины» (сейчас коснёмся – и до боли, как к детским санкам – языком) – с высоты своего собственного жизненного и творческого опыта (общему вручая палачу / личный опыт раковины сердца); ощутить, что тебе близки его мироощущение и мировоззрение:

Сказано много, да много такого…
Вымолчи слово.

(Оговорюсь, что далеко не все разделят мою точку зрения в самых насущных на сегодняшний день вопросах…

Главное, чтобы к концу дня
число иллюзий не стало отрицательным,
чтобы их подрывы
не затрагивали основной массив меня.)

Характерная для Иосифа Давидовича многослойная метафоричность названия книги:

Казалось мне, что истина в цене,
что авторучка не подставит ножку,
что я сумею высказать вполне
то, что должно звучать из-под обложки.

Ледяной язык образуется, когда ледник, ограниченный долиной, очень быстро движется в озеро или океан относительно остального льда вдоль береговой линии:

С одной стороны – это трогательная забота о полном покое земном:

 Пусть земля отдохнёт
[…] Не тревожьте лопатой и корнем
зерном и червём
не касайтесь глазами
свежей кожи её.

С другой – откровение от Гальперина: высасывает мозг меня стихами…

[…]

Я запишу ножом на пиках ледяных
приснившийся язык из возгласов одних,
на белых остриях наколот и намёрз,
он станет дневником оледеневших слёз.

«Дневник разных лет. 1975-1991» – период полураспада / разлагающихся надежд.

«Хроника весны», перемежающаяся осенне-летними мотивами…

 «Перевалы» – их в тексте много. Одно стихотворение так и названо – с твёрдой верой в правильность избранного земного пути:

Пусть перевал снегами занесен – / он прежних дней на гору ближе к солнцу!

Второй «Перевал» – раздел, начинающийся стихотворением «Демонстрация»: Мир неудобен и унижен, / когда владеют им придурки… […] Всё повторяется! […] Трескуче-монотонно / ревут моторы по чужой стране…

С «Будённовцами» перекликается «Шелуха»: Нам всем подковы не на счастье – / на бой сковали кузнецы…) […] Бросало их в давильню войн: / «Коли калёных!»… […] Не скажут внуку ничего – / спит, несмыслёныш.

Однозначно прочитывается отныне «Кукушка в Хатыни»… Что считала кукушка – / обратное время от ныне? […] Но обратный отсчёт / ракетному пуску нужней / что нас ждёт впереди?

Обломок-олицетворение: Почти у самого эфеса / кончалась стали полоса, / и не было у сабли веса, / и крови не просил тесак. […] Мелкокалиберка, подделка, / небоевой, невзрослый пыл… / За это пожалел отдельно / и больше в гости не ходил.

«Цинковая бомба» должна бы навести вояк на мысль, греет ли снизу горелка напалма…

«Ветеран»:

Ты участник, но не ветеран. Пенсионы тебя не кормили.
И – в атаки, осады, обходы, котлы, окруженья,
продолжая движенье, ты сорок веков штурмовал
чаще – план, реже – быт, потому что, при всём уваженье,
ты колбасную очередь с пулемётною не уравнял!

Ещё на моей памяти – «самовары»:

А я, глядя под ноги, думаю
о протезах, каталках, культях…
Видел: руками – в булыжник
ехал дядька другой,
из половины нижней
только крестец живой.

Из далёких 80-х: Время стало как шёлковое… […] Время нынче покладистое…

«Эксперимент “Лабиринт”»: Божья крыса / с ритуальным электродом… […] …крысолов с электроповодком…

«Пейзаж за окном» – голодные антропофаги… Похоже, «Ждали войну» под рефрен: Ты меня уважаешь? / А я тебя – никогда!

[…] весь мир, всё в мареве, как горная гряда,
незыблемо. Но рухнуть может.
Июль 2021

Чувство вины – за содеянное другими: Мамиными ушами слышу… […] Мама, это не я!

[…] Я не заваривал бучу,
я не заваливал Бучу,
её улицы среди сосен,
трупами танков и солдат.

«Письмо Маше в Ришон-ле-Цион с паузой в месяц»:

Я замираю и жду, что же ты скажешь мне
о ракетах и об убежище, о девочках и о себе.
9.09.23 – 14.10.23

…потому что в Киеве и Хайфе сирены с ночи ревут,
в Харькове ли, в Кармиэле ракета хлопает дом, как орех,
и горизонты в дыму не от печек, какой там уют…
[…] Поток скорбей не волен ты терять,
от памяти не можешь уклониться,
и тянет камнем общая тетрадь,
бессчётные кровавые страницы.

«Бог Совесть»:

– Ты под небом, под небом молись.

Ответ скептика «Пророка»:

– Какое небо сдержит этот натиск?

И риторический вопрос: «Кому понадобилось бессмертие каждой души?»

[…] Где все души, отлетевшие от тел
за предыдущие сто тысяч лет?
В погасших вселенных?
[…] От бреда величия не спасает и нищета,
от зависти – чтение исторически правильных книг,
верная логика не доказывает ни черта,
белая магия, чёрные дыры… не верит теориям подрывник.
[…] В следующий раз не забудь,
как проявляется совесть на теле, когда горит. 

Книга не только про наши преступления – войны. Я коснулась лишь самого актуального во все времена – потребности человечества (мира ли) в мире. Остальную гальперинскую экзистенциалистику копать – не перекопать:

Я падал на пути из иудеев в греки
и русским языком я говорил себе:
«Будь лучше одинок – но впереди на треке,
уж лучше позади – но только не в толпе!
Неважно, что ты слышишь инглиш или идиш,
Ты выбирал богов – иль Бог тебя избрал…
[…] Кто старше страха – тот собой храним.

А сколько в его текстах афоризмов! Есть посвящённое Башкирии и Болгарии. Стихи для Лизки, «Несвязные четверостишия», «Со мной», в частности, – одна сплошная нежности черта!

Отдельная статья – деревья и птицы.

«Свисток» – просто акме!

Он нужен нам один, без листьев,
корней и прочего подлеска.
Чтобы, допустим, посвистеть.

«Иволга делает весну» – «вязь энтропии»:

Ладно б это с уфимской соборной мечети
прилетел золотой петушок,
иль из первой уфимской столетней больницы
отлетела живая душа…

[…] Ладно б пела, зачем же к себе подпускать нас?
Молча слушала стайка людей.)

Датировка некоторых стихотворений – сродни откровению-откровенности – типа: «Примерно 1988 год. 90? Примерно 1990 год. Около 2010-го…» и т. п.

«Ледяной язык» длиною в 500 страниц – это только введение в «Историю вкратце»:

Наступает время Гумилёва

[…] Снова Слово значит больше слова, / снова одиночество в чести.

[…] …и спор гудит о качестве искусства…

Хочется верить, сказано не про наш с вами стан:

Ты гармонии не разобрал, / ты в себе ничего не открыл.

Совет поэта – творцам:

Надо было письменность построить,
эта вещь прочней, чем города.
По словам Гомера с Геродотом
о фракийских судят берегах.
Пишешь много – и оставишь что-то.
Пой своё – останешься в веках.

Нотки пессимизма – в симфонии от неисправимого оптимиста:

Впрочем, рукописи горят.
У Сократа спроси на базаре.

На стихотворении «Вырубка света» в моём квартале реально гаснет свет. Мистика?

…Ночью под Киевом дали свет, редактор может вставить
мой стих.

Ольга Иволгина