Первая реакция на фестиваль-конкурс «Лебедь Белая» – неприятие, поскольку мысль моя не простёрлась дальше пушкинского «Глядь – поверх текучих вод // Лебедь белая плывет…»: меня вполне устраивал «Русский Stil». В памяти не всплыли ни Валькирии, ни врубелевская «Царевна-Лебедь» – казалось бы, лежащие на поверхности…
Долго не решалась я заглянуть в альманах, выпущенный по итогам конкурса.
Первой наградой для меня как читателя альманаха «Лебедь Белая» стало стихотворение Марины Ламбертц-Симоновой «Птица Матерь Сва» (про вдохновительницу сыновей на подвиги по обе стороны границы):
Ну где ты, Птица Лебедь, Птица-Мать,
Чтоб сыновей остановить безумных!
И где твои сыны? Разобралась?
Тебе все видно сверху, Белой Птице!
Они… лежат, лицом уткнувшись в грязь –
Лежат по… обе стороны границы…
[…]
Надев на палец брачное кольцо,
Забрав с собой туда, где грани стерты,
В Вальхаллу – рай для доблестных бойцов,
Дворец обетованный в царстве мертвых…
[…]
Но гаснет Солнце, все застлала мгла…
Ни выстрела, ни шороха, ни звука…
Над пропастью зависла Птица Сва,
Которой никогда не нянчить внуков…
[…]
Ну, что ж поделать, раз сложилось так:
То вирусы, то войны, то напасти!
Кто правит миром? Лебедь? Щука? Рак?
Лишь обошлось бы, Птица Сва, без… свастик!
О возвращении белой птицы мечтает Анжелика Шимчук:
Повествуют легенды о чуде:
были белыми птицами люди…
Зоя Солис заклинает собственно «птицу-ду́шу»:
Женщинам Мира скажи о любви
И покажи, как обрести крылья свои,
Если вдруг потеряны были!
У Нелли Вист нахожу подтверждение не то чтобы аксиоме: «Зло всегда карается, и только добро вознаграждается. […] …лебеди нам посланы для счастья». Казалось бы, знакомые мотивы – жаба-Абажиха, ослепшие девушки, представитель древнего рода Ко́мов – Михайло Потапыч, двенадцать лебедей, созвездие Лебедя, лёгкое покрывало (почему-то превратившееся в путину. Опечатка?) и не только... Но: шаг за шагом автор приобщал меня к святому таинству.
На более чем серьёзный лад настроена Татьяна Бадакова, повествующая свою «Лебедию Хлебникова»: «По свидетельству византийского историка Х века Константина Багрянородного, сама территория, где жили древние русы, именовалась Лебедией. Впоследствии русский поэт-футурист Велимир Хлебников назвал новую Россию «Лебедией будущего».
[…] Основная идея поэмы «Хаджи-Тархан» – единение народов, связь России и Азии, взаимодействие культур на едином пространстве. […] Все предполагаемое им тогда очень похоже на работу наших современников во всемирной сети интернет, на ведение, например, «Живого журнала» и т. п.
[…] Друзья называли Велимира Хлебникова Королем времени. Сам же он предпочитал должность Председателя Земного шара.»
Галина Долгая живописует «Чувственный образ мироздания»: «как бы то ни было, образ прекрасной белой птицы, с древних времен олицетворяющей красоту и силу природы, вдохновлял и вдохновляет творцов всех времен и народов на создание бессмертных произведений искусства и литературы».
Елена Лещинская увлекает в «Поднебесье»:
…Синим куполом антарктических древних льдов
Поднебесье над сонным городом нависает.
За антеннами померещится цепь следов,
А потом растает.
[…]
Затихают чаячьи голоса.
Шторм уходит. Гаснет в окне свеча.
На беззвездных выжженных небесах
Все цветет отчаянный иван-чай.
«Пелагея для дядюшки По» Натальи Колмогоровой возвращает на грешную землю, ненароком напомнив, что на всякий товар находится купец:
Пусть и для вас вдруг отыщется скорое счастье,
И Дядюшке По найдется своя склеротичка,
Пусть участковым дают ордена за участье…
В общем, пускай будет стойкая к счастью привычка!
Павел Соловьев приглашает в «Этот город»:
Я сижу. В камине, как в раме, вижу пропасть между мирами,
где съедает, танцуя, пламя мир, куда возвращаться
совсем
не хочется
мне.
А ещё – в «Ещё»:
Века меня не тронут, пощадят,
И я взмахну распахнутым плащом
От этих стен, так тягостно знакомых,
Вдоль цветников на кованых балконах,
Над будками сторожевых драконов
В далекое манящее «еще».
Виктор Сапиро знакомит с двумя интересными стихотворениями-утверждениями – «Стёклышки в калейдоскопе» и «Бутерброды падают маслом вниз». Фрагмент из крайнего цитирую:
Долго ли через про́пасть пропа́сть во лжи?
Че там сказал компьютерный братец лис?
Может смениться власть и промчаться жизнь –
А бутерброды падают маслом вниз!..
Оптимизмом пронизано стихотворение «Так бывает» Фаины Судкович:
Да, болит. Но когда-нибудь надо решиться,
Распрямиться, чтоб стало совсем невтерпеж.
И расколется кокон на камни – крупицы…
Ничего. Были б камни. Ты их соберешь.
Стихотворение «На полуслове» – вынесенный Фаиной безапелляционный вердикт:
Мой любимый умер на полуслове.
Он еще говорил, у него еще наготове
были фразы. И он ничего не заметил,
говорил. Смотрел, как курчавится ветер
в моих волосах, как меняется небо
у меня за спиной.
Двумя стихотворениями представлена Алла Кречмер. Герой одного из них – «Язычник» – встал перед выбором-дихотомией:
Мне страшно: утопят, как тех, несогласных.
Не лучше ль смирение, крест и купель?
Нет с мертвого спроса, жизнь может быть разной.
В крестильной рубахе ступаю на мель.
Крещусь неумело я с новой молитвой.
Чтоб казни не видеть, я взгляд отверну,
Но знаю: душа моя ложью убита
И с идолом вместе уходит ко дну.
Эвелина Цегельник безжалостно бьёт, и не в бровь, а в глаз: каждое слово детской писательницы – на вес золота. Рассказ «Приблудная» – та самая вещь, по прочтении которой нужно устраивать диспуты.
«Остолбеневшая, она с трудом пыталась понять, что же такое сейчас здесь случилось. И было ли на самом деле? А может, все – только сон и сейчас она проснется?! Надо только сильно захотеть проснуться…
Исхудалая тень метнулась навстречу: Юська подползла на брюхе к самым девочкиным ногам, лизнула шершавым языком окоченевшие тоненькие пальцы, вымученно заглянула в девчачьи глаза и… тоскливо, протяжно завыла. Это совсем такое человеческое Юськино стенание вмиг вывело девочку из немоты. Из ее рта наконец вырвался бесформенный комок звуков. Юська вздрогнула, притихла, ткнулась носом в прилипшее девочкино платье, обнюхала и неторопливо потрусила назад, сквозь черные покосившиеся сараи, – догонять толпу».
Рассказ Натальи Колмогоровой «Щепочка» тоже начинается с детства, но заканчивается счастливо для героя, – по крайней мере, в конкретной ситуации. А в целом – Аксинья-касандра права: «Не ехайте в город!» Да кто её слышал… А третьего – не дано.
Рассказ Ильи Криштула «Зубная щётка» – в принципе, жизнеописание её владельца и собственно Щётки «агиография».
Ирина Петрова – мой давний фаворит. Красотой и аутентичностью «Баючек» и упиваюсь, и упеваюсь! «Прощена, защищена, проповедана, милостью моей заповедана.
Живи не страдай, почаще радочку призывай, любовату мою принимай и добро вспоминай».
«Мыслей» Марины Яковлевой лично мне – многовато.
Радуюсь вместе с Виолеттой Мининой необычному «Доброму утру»: «Какое светлое и теплое утро», – подумал, улыбаясь, Махмед, глядя вслед убегающей малышке».
С интересом прочла рассказ «Должок» Василия Нестеренко (моего примерно ровесника). Остановлюсь на двух моментах: «Все разбежались, когда на узконосой туфле одного из наших босяков вспузырился еще живой человеческий глаз.» В иной ситуации не простила бы автору столь грубый натурализм, но: «Затем мы и вовсе стали играть с ним в один носок.» Сам собой из «другого анекдота» притянулся и вызвал улыбку третий – «белый носок», о котором не слышал разве что ленивый.
Один из моих фаворитов Глеб Пудов на материале венка сонетов «О том, что умерло» рассуждает «О поэзии Льва Динцеса», который «предстает одним из зрелых, крепких поэтов I четверти XX века, одним из тех, кто не определял развитие русской поэзии, но удерживал ее на высоком уровне. Возможно, обнаружение неизвестных поэтических произведений Л. А. Динцеса поможет скорректировать вышеприведенные характеристики и точнее определить его место в русской литературе».
Вера Сытник – однозначно мой фаворит. Именно из её эссе «Запах времени или эффект бабочки» я заимствую название своего эссе. «Эффект бабочки» открыт американским математиком Эдвардом Нортоном Лоренцем, утверждающим, что в природе нет ничего случайного, всё взаимосвязано, и взмах крыльев насекомого в одном полушарии и времени может вызвать бурю в другом полушарии земли и в другом времени:
«Каждое наше действие – малая лепта во всеобщую историю.
Для меня запах тревоги растворяется в Курортном парке города Ессентуков, где я сейчас нахожусь. Два года назад он выглядел заброшенным и унылым, был пропитан запахом мусора, а ныне украшен просторными дорожками, прочными скамейками и вековыми деревьями, у которых по осени обрезали сухие и длинные ветки. Парк похорошел и ожил, окутанный запахами свежести и обновления. Снова сработал эффект бабочки: очистили парк, и он наполнился кислородом, которым надышались люди, затем разъехались по огромной России, увозя с собой благодать, почерпнутую на Кавказе. Та благодать прорастет в их душах. Не во всех, но прорастет. И, возможно, подвигнет на добрый поступок, который, в свою очередь, внесет лепту в разрядку всеобщей тревоги».
За двумя эссе Татьяны Бадаковой шествуют произведения V.I.P. альманаха: «Лучший новогодний подарок» Юлии Каштановой, «Календарь» Елены Черниковой, стихотворения Валентины Бендерской, поэтические переводы из еврейской поэзии Ханоха Дашевского (восхищение творчеством Валентины и Ханоха я высказывала неоднократно), эклектическое (в лучшем смысле слова) эссе «Лебедь и Вепрь» Жанны Наварр.
V.I.P. – они и в Африке V.I.P.: их читают, их почитают, у них учатся.
Мораль относительно фестиваля-конкурса «Лебедь Белая» – в целом и в частности: по одёжке встречала, по уму провожаю.
