Библейские страсти, они же человеческие...

Полагаю, что так уж особенно представлять московского писателя Сергея Добронравова, а значит, «петь осанну» ему не придётся, поскольку все более широкий круг читателей «электронной» – в сети, а также «печатной» – настоящей, книжной! – литературы «русского зарубежья» уже знаком с его незаурядным творческим талантом. Совсем недавно повесть Сергея Добронравова «Марта и Фехтовальщик» получила Гран–При Международного литературного фестиваля «Ее величество книга». По этому поводу у нас, в журнале «Новый Ренессанс» № 2/16 2014 было напечатано с ним интервью.

Но пусть не панегирик, но впечатление о творчестве автора произнести придётся.

Сергей Добронравов – прозаик, поэт, кинодраматург, художник–интеллектуал, прекрасно владеющий мыслью, дерзко вторгающейся в каноны наших привычных представлений о морали. И классическим литературным языком – изящным, объёмным и ироничным, делающим все образы, а также события и временную атмосферу в его произведениях абсолютно зримыми, позволяя нам, читателям (или зрителям?) наслаждаться вуайеризмом. И вот мы там, внутри: видим, чувствуем, возбуждаемся, переживаем...  Сергей Добронравов – автор экстремальный: его художественный стиль экспрессивен, сюжеты наэлектризованы так, что иногда кажется, будто рукой касаешься оголённых проводов. Это не панегирик, напомню вам, а впечатление о творчестве, в полной мере относящееся и к новой (в книге!) повести Сергея «Оправдание Иуды».

Эта повесть могла бы свободно войти в антологию затёртых до дыр, но вечно живых философских споров и литературных интерпретаций о роли Иуды в библейской истории, как и о «правильном понимании» преступления и наказания. Могла бы, не будь «Оправдание Иуды» прекрасным литературным произведением, лишний раз напоминающим нам о том, что умную книжку Библию, или Священное Писание, можно свободно читать как захватывающую беллетристику – художественную прозу; может быть, как психологический триллер, или военно–приключенческий роман...

А почему нет? Ведь, в сущности, автор переосмысливает один из примитивных и затвердевших, как соляной столб, библейских сюжетов и превращает его в великолепный трагический рассказ о человеке, страдающем от собственной раздвоенности, ставящей его перед мучительной проблемой морального выбора.

Здесь Иуда Искариот, главный герой повести,  совершенно не похожий на булгаковского «красивого влюбленного юношу», донесшего на Христа, – человек сильный и страшный, раздвоенный даже внешне – в страдальческом лице–маске, разрубленном пополам: тень и свет, ум и умысел, добро и зло, «Теза и Антитеза» – по автору. Враждебные активы, делающие человека человеком, параллельно живущие в нём и сталкивающиеся до смерти – в этом, утверждает автор, вечный смысл человеческого бытия.

Именно жестокая внутренняя борьба с самим собой, отчаяние от непризнания людьми его личных достоинств толкает Иуду на обманы, убийства и, в конце концов, на предательство того, кто оказался чище помыслом и выше.

Своим «внешним» убийствам Искариот еще может дать объяснение. Почему остановил мучения красавицы Ревекку, поняв природу её «греха», почему прикончил сирийца, её любовника, объяснимы и другие его «преступления»... Но своё внутреннее, свою самость, эгоцентризм и раздвоенность натуры – Иуда объяснить не может. Его боятся, но не любят. Он мучается от ненависти и жалости к себе, он близок к саморазрушению. И он идёт по той же дороге, за Христом, кажется, найдя исход своим мучениям... И это показано автором просто потрясающе.

Да, показано... Я вдруг подумал, что для актера, играющего Иуду в фильме по этой повести – если бы он был снят, конечно, – это была бы труднейшая и великолепная роль!   Однако вернёмся к книге. Ведь существуют драматические коллизии, напряженнейшие события, которыми она наполнена – психологически тонко и поэтично описанные, как и картины жизни и скупой природы древнейшей земли иудеев, нарисованные яркими и сочными «красками» авторского воображения, – и существуют участники этих событий, другие «герои» повести – абсолютно библейские персонажи, прямо или косвенно связанные с драмой Искариота; разбросанные по лабиринтам сюжета вовсе не для того, чтобы показать, что «короля делает свита». Именно они, пленники страстей человеческих, люди, которых Иуда презирает, своими поступками, тем не менее, вступают в заочный с ним спор о смысле жизни и выигрывают это моральное сражение, потому что обретают веру. Но выигрывают ли? Это решит читатель.

Есть в произведении еще один важный, даже зловещий персонаж, это толпа – не «герой», но она превращается в «героя», когда под влиянием какого–нибудь умника–говоруна, играющего на человеческих слабостях, становится неуправляемой, страшной. Это знакомо, в истории много таких примеров, не так ли?

Впрочем, при чтении возникают ассоциации не только с историей, но и, безусловно, с современной жизнью. Например, сорванный «акт любви» Ревекки будет актуален, пока актуален институт брака. Пусть это только деталь мимоходом, но именно это превращает литературу в то, что автор назвал житейством. Но, признаем, слишком уж библейские сюжеты актуальны сегодня. И потом, повесть написана современным писателем, поэтому сравнения неизбежны. Более того, и это замечательно – повесть вызовет споры!

К примеру, сокращение имени Христа (здесь он Исус) может ведь возмутить часть православных читателей? Может. Но так ли уж важна более поздняя греческая литерация личного имени? Неужели нам больше не о чем спорить?

А то, что Исус знал, что позвать за собой можно, лишь накормив людей, и поэтому завалил их сети рыбой? Очень практично, предусмотрительно, умно и... ничего святого! Разве нет? Но не даёт ли автор этим понять, что всю историю человечества творили просто люди, и все великое и гнусное в этой истории совершали только они...

Теперь подведём черту.

«Роман» писателя со Священным писанием получился бурным и интересным. Настолько бурным, что проще назвать это схваткой, в результате которой автор оправдывает Иуду, как оправдывает всех остальных. Им написана прекрасная повесть, в которой вдоволь пищи для чувств и ума, волей–неволей подталкивающей нас к размышлениям об Истине. А размышления, как известно, освобождают от незнания.

Кто–то из великих сказал, что именно «незнание тяжким бременем лежит на нас». И не это ли имел в виду Ян Гус, когда произнёс «Святая простота!» в глаза разъярённой гражданке, подбрасывающей сухие поленца в костёр, на котором горел просветитель?

Вас ждет роскошное чтение, друзья.

Анатолий Сигалов

литератор, журналист, редактор, член МГП