Всё начинается с любви
Не каждый поэт – переводчик. В. М. Авцен щедро делится своим поэтическим даром с собратьями по перу, помогая их произведениям полноценно зазвучать по-русски. Вдохновляется он языками и культурами, которые окружали его с юности, в чьей среде он живёт в настоящее время, к которым приобщён по праву рождения (украинский, немецкий, идиш). Уверена, поселись он, как жюль-верновский Паганель, у маори – и спустя некоторое время родились бы соответствующие переводы. В.М. Авцен легко впитывает мелодику, строй чужих языков, перенимает их выразительные сочные обороты и делает органической частью речи русской.
При всём разнообразии авценовских переводов видно, что в их авторе жив внутренний ребёнок. Отсюда любовь к фольклору – песням, пословицам и поговоркам, изречениям, причём переданы они по-русски так естественно, что догадаться об их чужих корнях мудрено: «Кто на себя надеется, у тех всё ладно деется», «Коль девочки ленивеньки, у них и пряжи кривеньки». А это милое языковое хулиганство, когда в немецкую пословицу Авцен между делом вплетает французскую поговорку: «Без страданий нет любви. Что поделать? Се ля ви». Игровая стихия, возможность поозорничать привлекает Авцена-переводчика в шуточных стихотворениях К. Моргенштерна, с его визуальной («Воронка»), экспериментальной поэзией («Ласка-эстет») и др. В авценовских переводах чувствуется подспудное желание вызвать автора оригинала на состязание, посоперничать с ним, найти другие средства выразительности – зачастую «круче» исходных, что роднит Авцена с традицией украинского вольного переложения – переспіву.
Но это один полюс. А на другом – пронзительные строки Мотла Грубияна, от которых перехватывает дыхание; щемящая лирика украинских поэтов В. Кочергина, Л. Талалая, где неуловимо размывается граница между окружающим пейзажем и душой поэта, безыскусные интонации городского романса о житье-бытье на чужбине («Прилетела птица» К. фон Холтея).
Всё это переводы, пропущенные через сердце. Ибо всё настоящее в этом мире начинается с любви…
Ольга Матвиенко,
кандидат филологических наук,
доцент кафедры зарубежной литературы ДОННУ
Художественный язык гибок и сочен…
Владимир Авцен вырос в мире славянской культуры. Хочется подчеркнуть: не в русской только, а именно славянской. Он сформировался как поэт в уникальном донбасском регионе, где сплелись две языковые сестринские ветви — русская и украинская. А к ним прислонилось южное наречие, самобытное, которое не спутаешь ни с чем: в нем поблескивают крупицы языка идиш. Вот почему художественный язык Владимира гибок и сочен: не Украина — а «Украйна» («Времена года»), не враг — а «ворог» («За моею стеной…»), «хай», «ветряк», «хата», «бандура», «татэ-мамэ»… Возможно, именно в силу этой языковой вольницы так хорошо удаются Владимиру переводы с украинского, например, сочинений Леонида Талалая («Фантазия зимы», «Дорога светится моя…», «После боя»). А поэтический перепев с подстрочников Матвея Грубияна поражает экономностью художественных средств и точностью интонаций:
Мое горло — труба.
Сквозь нее к небесам
опаленные души вздымались дымами.
Черный пепел мои разъедает глаза,
не росою я их на заре обмываю,
а слезами и кровью своих татэ-мамэ.
И пока я врасплох не застигнут судьбой,
и пока для стиха мне дыханья хватает,
я живу как проклятие тем, кто мечтает,
чтобы горло мое
снова
стало
трубой.
(«Дымоход»)»
По свидетельству поэтессы С. Куралех, этот перевод очень понравился автору, Матвею (Мотлу) Грубияну.
Ирина Бондаренко-Попова,
кандидат филологических наук,
доцент кафедры зарубежной литературы ДОННУ
Аромат слова
(О переводах В. Авцена с немецкого)
Царство перевода для Владимира Авцена – мир Игры и безграничных творческих возможностей. Поэтические, музыкальные, душевные таланты автора позволяет ему стать тем самым «соперником» в переводе поэзии, о котором говорил родоначальник поэтического перевода в России Василий Андреевич Жуковский.
Упомянутая категория Игры принципиально важна для дальнейшего разговора о его книге-билингве «Сердцебиение любви». Все авторы немецкоязычного ареала великой литературы, выбранные им для перевода, предельно свободно, новаторски и даже озорно чувствовали себя в стихии родного языка – рождали неологизмы, экспериментировали с размером и с рифмами, создавали двусмысленные иронические аналогии, понятные порою только немецкому читателю. На долю переводчика в этом случае выпадает весьма непростой жребий: сохранив колорит и аромат поэзии, буквально «испечь» на глазах у читателя «второй оригинал». «На глазах у читателя» сказано не для красного словца: билингвизм издания даёт такую возможность – сравнить этот «второй оригинал» с первоисточником. Но, возразит искушённый читатель, оригинал ведь уникален, единственен в своём роде по определению! Всё так. Но только не в поэтическом переводе. Здесь свои особые законы, по которым переводчик на основе чужого текста создаёт новую поэтическую реальность – тот самый «второй оригинал»… И переводчику чрезвычайно важно суметь передать не только содержание иноязычного стихотворения, но и его суть, что достигается во многом с помощью верно переданной чужой поэтической интонации. Вот её-то Владимир Авцен очень хорошо чувствует, благодаря чему мы постоянно оказываемся во власти игры интонаций: озорной, лирической, строгой, сентиментальной, задушевной, задумчивой, но никогда не отчаянной, всегда жизнелюбивой.
Поэты, представленные в книге, олицетворяют разные эпохи и стили в немецком стихосложении – от позднего романтизма, бидермайера и гражданской лирики XIX века до символизма, духовидческой поэзии и почти бардовской песни в традициях немецкого кабаре двадцатых годов прошлого века. Все эти авторы (несмотря на разные биографии и место на поэтическом Олимпе Германии) слыли яркими жизнелюбами, ценившими живое слово – его силу, аромат и воздействие. Точно уловив эти душевные импульсы, В. Авцен раскрывает перед нами страницы творчества не только таких признанных немецких классиков, как Гофман фон Фаллерслебен или Христиан Моргенштерн, но и поэтов, пришедших в пространство русской литературы с большим опозданием уже в начале XXI века. К последним относятся до сих пор малоизвестный русскому читателю волшебник слова, полиглот, учёный Фридриха Рюккерт (его, правда, знают в России музыканты по циклу Густава Малера и песням Шуберта), а так же остроумный «знаток жизни», мастер каламбуров Иоахим Рингельнац...
Поэтические образы, явленные в книге «Сердцебиение любви», обладают ещё одним важным достоинством – большинство немецких оригиналов максимально приближены к народной песенной традиции. Владимир Авцен, связанный с авторской песней, тонко переводит на русский лад ту трудноуловимую песенную кантилену и мелодичность, что заложена в немецких стихах. В этом смысле переводчик следует тому золотому правилу доступности, «простоты» в восприятии поэзии, о котором размышлял Гёте (а в письмах к нему и Шиллер) в статье «О наивной и сентиментальной поэзии». Можно вспомнить попутно волну возмущения, которая поднялась со стороны эстетов от поэзии, когда Гёте одобрительно отозвался о сборнике народных песен Арнима и Брентано «Волшебный рог мальчика», утверждая, что «книжечка сия должна быть в каждом доме на том месте, куда обычно кладут псалтырь и поваренные книги». Тогда стало ясно, что песня балтийской девушки ничуть не уступает по искренности древним строкам Сапфо. Многим поэтам, стремившимся к народности своей лирики, едва ли удавалось за всю жизнь этого достичь. А ведь лучшее доказательство зрелости стихотворения, как сочного плода, его сообразности высшим законам словесного творчества – это выход в народ. Есть такая лирика и в книге «Сердцебиение любви». Это стихотворения Христиана Моргенштерна «Колыбельная» и «Зимняя ночь», в которых привычный авторский тон отходит на второй план, а произведения, адресуясь ко всем и каждому, обретают глубинный, всеобщий, вселенский смысл…
По опыту знаем, что хорошие стихи подобно хорошей мелодии своим ритмом и гармониями запоминаются с первого же мгновения. Удачный перевод стихотворения, с верно найденными поэтическими заменами, оборотами, речениями тоже нередко становится достоянием нашей памяти, нашего родного языка, неся, разумеется, коннотации и смыслы иноязычной культуры. В этом волшебство перевода, в этом умение переводчика прикоснуться тайне чужого слова, передать его аромат. Владимиру Авцену к большинству его переводов удалось подобрать верные ключи к тому, что именуют «ароматом слова» и – надеюсь! – обеспечить лучшим из них долгую новую жизни в бескрайнем море русской словесности.
Пётр Абрамов,
кандидат филологических наук,
германист, член Goethe-Gesellschaft (Weimar)
